В лесу без нас творятся чудеса -
Мы лишь случайные свидетели их блеска.
Он иногда и вдруг слепит глаза,
Порой чуть-чуть, порою - слишком резко...

В лесу без нас творятся чудеса...

Лес - удивительно мягкий и последовательный учитель. Лучше всего он учит двум вещам - щедрости и бесконечности чудес. И именно из этой науки становится ясно, что бесконечность дается только щедрому, что рука дающего действительно не оскудевает. В лесу можно найти материал для всяких поделок - маленьких корявых статуэток и амулетов - и тот же лес поможет инициировать их, в нем растут ягоды и травы для чая, дрова и хворост для костра и заготовки для посохов, можжевеловые, березовые и дубовые веники для бани и ажурный мох для композиций. Вместе с лесом можно пить березовый сок и лежать на мягкой теплой хвое либо с закрытыми глазами, прислушиваясь к тому, как звуки пробираются между деревьев, либо провожая глазами облака, огибающие устремленные в небо верхушки сосен. Лес отнимает у нас все мелкие и суетные желания и чувства, оставляя только настоящие. Лес просто и понятно рассказывает нам о других людях, пробуждая желание видеть их в лесу рядом, или вызывая опасение по поводу их присутствия в этом прекрасном месте. Лес всегда оставляет с нами частичку себя и часто темно-зеленым горизонтом стоит перед нашими зачарованными глазами...


Удивительно, как мягко и старательно затягивает лес раны, нанесенные ему человеческими руками. Мне приходилось видеть лес после пожара - те места, по которым огонь просто пронесся и те, которые выжег на корню. Я видел котлованы, выкопанные военными в своих военных целях, видел окопы и вырубленные полигоны, просеки и мусорные кучи. Некоторые из таких памятников я наблюдал на протяжении нескольких лет и заметил удивительные превращения.

Те места, по которым пробежался огонь, долго хранят память о нем в черных стволах сосен и эта память многие годы оставляет сажу на любопытных пальцах, интересующихся одним вопросом "Как? Неужели здесь горел лес?" - ведь ничто вокруг не напоминает о пожаре - все живое и зеленое, в таких местах часто много грибов, растут разные редкие травы и все холмы покрыты удивительно мягким и приятным мхом разнообразных оттенков - от белого до темно зеленого. И только черные стволы живых деревьев - на память.

Полностью выгоревшие места также быстро наполняются жизнью. Первым туда приходит малиновый иван-чай, за ним молодые березы ступают на обгоревшую землю и уже через каких-либо десять лет образуют на пепелище огромное озеро, которое весной светится в ярком солнце рубиновыми почками, летом излучает мягкий изумрудный свет, осенью слепит разноцветьем листьев, а зимой восхищает строгой белизной, пронзенной серыми и черными штрихами карандашей-стволов.

Котлованы, в которых в недобрые времена плавали танки, становятся удивительными водоемами, постоянно балансирующими на грани между озером и болотом. Первыми туда прилетают утки - следом за ними - какие-то гордые хищники, которых я не умею узнавать по полету, но которых часто наблюдаю над высоченной чистой небесностью, всегда образующейся над таким озером-болотом. А утки, постоянно наблюдаемые этими высокими охотниками, приносят на лапах икру и очень скоро у берега начинают беззлобно бесчинствовать стайки мальков и куски железа, оставленные нами, превращаются для них в обычные рыбьи складки местности.


Окопы и всякие прочие ямы уже в первые годы скругляют и сглаживают все свои прямые углы и рваные края, образуя забавную кривую холмистость, на которой всегда растут ягоды и интересные травы, мусорные же кучи в первый уже год покрываются заплатками яркой и буйной травы - лес утончен и эстетичен - он не терпит неестественности и дисгармонии внутри себя. А просеки... Просеки становятся питомником, колыбелью новой жизни. Закрытые с двух сторон теплой и надежной стеной леса, они как будто специально предназначены для молодых деревьев и вездесущих трав, которым вдоволь хватает и тепла и света и которые наполняют лес вокруг себя, часто уже совсем взрослый, свежей и совершенно непосредственной зеленью...